Методические рекомендации 3

С момента своего основания в 2002 году, Ассоциация менеджеров культуры считает важным формировать питательную среду для социокультурных инноваций, создавая партнерства, соединяя ресурсы, вкладываясь прежде всего в людей. Профессионалы, осознающие себя как сообщество, объединенные общими целями, поддерживающие и понимающие друг друга с полуслова, могут достичь многого. Начиная проект «Думать. Делиться. Действовать», мы видели, что музейные сотрудники вместе с музейными волонтерами — это сообщество, которое формируется прямо на наших глазах, но пока еще не догадывается об этом. Надеемся, наш проект и эти методические материалы будут способствовать его самоидентификации и развитию.

Программа «Думать. Делиться. Действовать» задумана как интегрированная, потому что она обращена к смешанной аудитории: и к музейным отрудникам, и к музейным волонтерам. Нет смысла эту аудиторию разделять на потоки, когда видение перспектив добровольчества в музее еще только формируется. Когда музей делает самые первые шаги к пониманию того, что волонтеры — не просто помощники, а авангард целевой аудитории, правая рука в тех преобразованиях, чья цель — сделать музей по-настоящему открытым современному обществу и реальности, в которой оно живет.

Этот выпуск посвящен сразу двум ключевым темам волонтерства в 2020 году — оценке эффективности добровольческой деятельности и способам сохранения волонтерства во время пандемии COVID-19. Каждая тема представлена в двух фокусах: концептуально- теоретическом (общие тенденции и закономерности) — от эксперта, и практическом — конкретные подходы к анализу показателей успешности волонтерского направления, от менеджера в сфере культуры.

Представление о волонтерах как о неквалифицированных подсобных работниках или профессионалах «второго сорта» пока еще широко распространено в музеях. Но стоит задуматься, насколько оправданно такое высокомерие по отношению к волонтерам.

Прежде всего, сама идея, что музей — это область профессиональной деятельности, появилась сравнительно недавно. Она возникла только в ХХ веке, сначала в документах Американской ассоциации музеев, а после Второй мировой войны — в документах Международного совета музеев (ИКОМ). Соответственно, до ее появления в музейной сфере не было и не могло быть противопоставления профессионалов и волонтеров — как непрофессионалов, работающих в музеях добровольно и не получающих заработной платы.

К концу ХХ века институт волонтерства в музеях утвердился, окреп и приобрел отчетливые очертания. Решающую роль здесь сыграли три фактора. Во-первых, в музеях сложилась система профессионального менеджмента волонтеров, предполагавшая их отбор, инструктаж, обучение и контроль со стороны профессионалов. Во-вторых, возникла система договорных отношений, которые регламентировали поведение волонтеров и закрепляли взаимные обязательства волонтеров и музея. И, в-третьих, были разработаны различные формы неденежной мотивации волонтеров, например скидки в музейном магазине или кафе, бесплатные кураторские экскурсии, лекции, учебные курсы и т. д.

Однако иерархия, установившая отношения между музейными профессионалами и стоящими на ступеньку ниже волонтерами, не была незыблемой. Уже в 1970-х годах появляются концепции, ставящие ее под сомнение. Одна из них — концепция «экомузея», разработанная Жоржем-Анри Ривьером, которая получила распространение в основном во Франции и франкоязычной Канаде. Ривьер рассматривал «экомузей» как «музей без стен», создаваемый местными жителями, и как инструмент устойчивого развития сообщества и территории. В противоположность традиционному музею, «экомузей» представляет собой не здание, в котором находятся коллекции и работают профессионалы, а скорее коммуникационную площадку, где жители определенной территории обсуждают свое наследие. При этом жители приглашают профессионалов в качестве консультантов, но все стратегические решения они принимают сами. Очевидно, что в таком музее противопоставление профессионалов и волонтеров теряет всякий смысл.

Интересно, что Ривьер, который был первым директором ИКОМ, не пытался внедрить концепцию «экомузея» взамен господствовавших в тот период представлений о музее. Однако такая попытка была предпринята уже в наше время. На XXV Генеральной конференции ИКОМ, проходившей в Киото в 2019 году, вместо традиционного (и до сих пор действующего) определения музея по версии ИКОМ было предложено другое, новое определение, в котором, в частности, присутствовали следующие формулировки:

«Музей — это демократическое, инклюзивное и полифоническое пространство для критического диалога о прошлом и будущем. <…> Музеи… осуществляют свою деятельность в партнерстве с различными сообществами и работают для этих сообществ, чтобы собирать, сохранять, изучать, интерпретировать, артикулировать и выставлять для обозрения различные способы понимания нашего мира…»

Заметим, что в этом определении ничего не говорится о музейной профессии и, соответственно, в нем нет речи и о волонтерах. В нем утверждается принципиальная множественность подходов к интерпретации «прошлого и будущего» или «способов миропонимания». Фактически это означает, что музейные профессионалы отвечают не за «единственно верную» интерпретацию коллекций, а за организацию постоянного диалога между различными сообществами, у каждого из которых есть свой взгляд на наследие. Однако консервативные тенденции возобладали, и новое определение так и не было принято. Более того, попытка расширить границы понимания музея привела фактически к расколу в международном музейном сообществе, и уже в 2020 году последовали громкие отставки в руководстве ИКОМ.

Между тем новое определение возникло отнюдь не случайно. В нем нашли отражение тренды, ведущие свое происхождение как минимум от концепции «экомузея», а может быть, и от более ранних, еще допрофессиональных форм существования музея.

Главный тренд, относящийся к концу ХХ — началу XXI столетия, — это эволюция представлений о музейной аудитории. Грубо говоря, роль посетителя как пассивного зрителя или потребителя постепенно уступает место более активной позиции, где посетитель предстает уже как полноправный собеседник, имеющий свою точку зрения на предлагаемые музеем темы и материалы, а в некоторых случаях также и участник музейной деятельности, оппонент и (или) партнер музея. Обратной стороной этого тренда является меняющаяся роль музейного профессионала. Профессиональный сотрудник музея, который прежде выступал исключительно в роли профильного специалиста, эксперта в области музейных коллекций, непререкаемого авторитета и носителя научного знания, теперь все больше тяготеет к позиции организатора коммуникации, диалога различных участников, медиатора, посредника, а также арбитра разных, порой конфликтующих точек зрения.

Новые ролевые расклады, которые затрагивают позиции музейных профессионалов и аудитории, не могут не отражаться и на позиции волонтеров. Роль волонтеров и характер их сотрудничества с музейными профессионалами тоже уже не являются прежними. Это подтверждается и исследованиями по социологии музейного волонтерства. Выясняется, что волонтерами движет не столько стремление быть на подхвате у профессионалов (а постепенно, может быть, и самим превратиться в профессионалов), сколько интерес к расширению круга общения и освоению нового содержания. Работа в музее выступает для них в качестве того, что в современной социологии получило название «серьезный досуг». Это не работа, и не учеба, и не лежание на пляже (или на диване), но — личностное развитие, подчиненное не карьерным законам, а принципам творческой самореализации.

В принципе, такие же мотивы характерны и для публики, которая ходит в музей. С этой точки зрения волонтеры — своего рода «возвратные посетители», добровольно приходящие в музей вновь и вновь, с каждым разом углубляя собственные знания, понимание окружающего мира, расширяя кругозор и сеть социальных контактов. Притом они не только находят музей увлекательным, но и активно, деятельно включаются в его работу, инвестируя свободное время и творческую энергию. Как раз это имеют в виду, когда говорят, что волонтеры — не просто добровольные помощники музейных сотрудников, а авангард музейной аудитории, в полной мере представляющий интересы и запросы различных категорий посетителей.

Такой взгляд на роль волонтеров заставляет предположить, что их знания и умения могут в каких-то случаях быть не хуже (и в чем-то даже лучше), чем знания и умения профессиональных музейных работников. В самом деле, частная коллекция может оказаться в определенном отношении богаче, нежели коллекция государственного музея, знания энтузиаста-краеведа — глубже, чем знания сотрудника краеведческого музея, а способность волонтера контактировать со специальными аудиториями — лучше, чем соответствующие навыки штатного экскурсовода.

И это никак не противоречит тому, что волонтеры — в соответствии со своими склонностями и темпераментом — могут быть помощниками профессионалов на разных направлениях музейной деятельности. Кому-то из них нравится встречать посетителей на входе в музей, кто-то увлеченно систематизирует материал, раскладывая предметы по полочкам (или документы по папочкам), кого-то больше всего волнуют драмы и личные истории героев экспозиции и т. д. Как бы то ни было, поиск волонтерами своего места в музее может служить моделью поведения посетителей, также имеющих различные особенности восприятия, темперамент и склонности. Ведь среди посетителей тоже есть систематизаторы и аналитики, коммуникаторы, любители слушать и рассказывать истории и т. д. Благодаря этому волонтеры могут быть компетентными консультантами по различным вопросам работы с публикой. На них можно:

проверять эффективность подходов музея к интерпретации тех или иных коллекций,
прогнозировать поведение посетителей,|
тестировать музейные образовательные программы и конкретные экспозиционные решения.

Одним словом, если сегодня еще и осталось где-то высокомерное отношение к музейным волонтерам со стороны профессионалов, оно вряд ли оправданно. В контексте изменений, происходящих как в музейной теории, так и в практике работы музеев, подобное отношение, несомненно, уходит в прошлое.

Пандемия 2020 года не только изменила наше представление о том, как мы можем заботиться о личном здоровье и здоровье нации сообща, но и оказала воздействие на многие аспекты общественной жизни, включая музейный сектор. Пандемия повлияла на всю сложную и многоуровневую экосистему культурного сектора: творчество, производство, распределение и доступ к культурным ценностям. В мае 2020 года ЮНЕСКО совместно с Международным советом музеев (ИКОМ) констатировали печальный факт: около 90 процентов музеев (85 тысяч институций) вынуждены были закрыться для посетителей на длительное время. «Музеи играют фундаментальную роль в поддерживании жизнестойкости общества. Мы должны помочь им справиться с кризисом и оставаться в контакте со своей аудиторией. Эта пандемия напоминает нам, что половина человечества не имеет доступа к цифровым технологиям и наш долг состоит в том, чтобы продвигать доступ к культуре для каждого, особенно для наиболее уязвимых и изолированных членов нашего общества»,— так сформулировала задачу генеральный директор ЮНЕСКО Одри Азуле.

Пандемия остро поставила вопросы о том, как культурный сектор может ответить на современные вызовы, которые приводят к переосмыслению традиционных форматов взаимодействия музея и аудитории. Один из аспектов такого взаимодействия — осознание музеями своей роли в поддержании физического и психологического здоровья людей во времена глобального кризиса, охватившего многие страны. Однако и до пандемии тема вклада музеев в процесс позитивных социальных изменений вышла на передний план в общественных дискуссиях в России и зарубежных странах. Возможно, пандемия более интенсивно мобилизует те функции культурного сектора, которые отвечают самым насущным потребностям людей и связаны с улучшением физического и психологического благополучия. Эти вопросы давно вышли за рамки сугубо медицинских компетенций и стали важной общественной повесткой. Даст ли пандемия новый импульс музейному сообществу — искать инновационные подходы к реализации музейных программ — или приведет к еще большей культурной исключенности определенных категорий населения?

Растущее число исследований подтверждает, что участие в культурной жизни позитивно ассоциировано с более высокой удовлетворенностью жизнью и более высоким качеством жизни. К примеру, в 2015 году исследование, проведенное в Великобритании [1] , продемонстрировало такие цифры: посещение институций историко-культурного наследия экономит национальной системе здравоохранения около 193 миллионов фунтов благодаря сокращению психологической поддержки, оказываемой на первичном этапе обращения за помощью. Было бы полезно создать в России платформу для такого рода исследований и изучить социальные, экономические и психологические эффекты музейной работы для разных аудиторий.

Трансформации, происходящие в музейном мире в начале 1990-х годов, привели к большему осознанию роли музеев как двигателей социальных изменений. Музеи постоянно пересматривают фундаментальные философские основания своей деятельности, отвечая на запросы и вызовы постоянно меняющейся жизни. Л. Гуревидис (2014) отмечает: «Музей, который включен в социальную повестку, не просто отражает общество во всем его многообразии, но активно ищет способы повлиять на мышление людей и их восприятие друг друга, чтобы бороться с предрассудками, стимулировать диалог и дебаты, укреплять взаимопонимание» [2].

За последние два десятилетия накоплен массив эмпирических и исследовательских примеров, подтверждающих роль музеев в поддержании здоровья людей. Значительно расширился спектр инклюзивных практик в музее с самыми разными аудиториями: это и люди с особыми потребностями, и пожилые, и социально изолированные люди, а также люди с миграционным опытом и т. д. Активное сотрудничество музеев с секторами здравоохранения и социальной защиты стало важной чертой современного музейного сообщества. Музей заявляет о своей позиции открытости и доступности как общественного института и убедительно закрепляет за собой роль агента позитивных социальных изменений.

За последние годы к этому массиву исследований присоединились и новые доказательства психологической пользы для волонтеров в музее (более подробно см. далее). Музеи помогают расширить социальный капитал, способствуют формированию новых навыков, поддерживают идентичность человека, особенно в случае сниженного здоровья или сложных жизненных обстоятельств.

Х. Чаттерджи и Г. Ноубл проанализировали большое количество публикаций с целью определения тех позитивных влияний, которые музеи оказывают на здоровье, и пришли к следующим выводам [3].

Музеи могут создавать и укреплять:

Позитивный социальный опыт, ведущий к редуцированию социальной изоляции.
Возможности для познания и приобретения новых навыков.
Приятный и значимый опыт, который ведет к снижению тревоги.
Позитивные эмоции, такие как оптимизм, надежда, удовольствие.
Чувство самоценности и идентичности человека.
Вдохновляющие возможности для порождения новых смыслов.
Позитивное отвлечение от клинической среды, включая больницы и другие учреждения здравоохранения и социальной защиты.

Теории благополучия недостаточно четко сформулированы, однако понятие психологического благополучия оказалось более ясно оформленным в литературе. В англоязычной версии термин well-being подразумевает состояние комфорта и здоровья: психологического и физического. Невзирая на субъективность такой трактовки, понятие благополучие может быть «измерено» путем анализа разных компонентов психологического благополучия. Оно состоит из шести ключевых компонентов: личностный рост, принятие себя, автономия, целеполагание в жизни, позитивные отношения, относительная степень контроля человека в выборе контекста/среды, в которой он/она находится [4]. Роль социальных факторов очевидна в этой модели: позитивные отношения важны для благополучия человека. Другие компоненты также влияют на психологическое благополучие: одиночество, удовлетворенность жизнью, самооценка. Благополучие не определяется только лишь индивидуальным состоянием, но во многом зависит от того, как человек встроен в общественную жизнь, включая факторы биомедицинского, психосоциального, социального, экономического и средового характера. В 2008 году Фонд новой экономики (New Economics Foundation — NEF) при поддержке Государственного департамента Великобритании по науке сформулировал ключевые аспекты благополучия. Так появились «пять путей к благополучию» (connect; be active; take notice; keep learning; give):

В ходе этой работы выяснилось, что такие факторы, как индивидуальная безопасность, занятость, среда, взаимосвязанность с сообществами и здоровье, влияют на то, как человек ощущает свое жизненное благополучие. Волонтерская деятельность в музее может частично удовлетворять все пять запросов, если она выстроена с позиций взаимной ответственности, доверия и уважения. Отечественные и международные исследования предъявляют доказательства того, что волонтерская деятельность позитивно влияет на благополучие и здоровье людей.

Для контекста музейной работы Хелен Чаттерджи и ее команда (Университетский колледж Лондона) разработали полезный и эффективный инструмент оценки, который позволяет понять влияние музейной работы на психологическое состояние аудитории. Он дает довольно точное представление об изменениях в настроении и эмоциональном состоянии участника музейной активности до и после. Существует подробная инструкция по использованию этого инструмента, и потому в контексте данной статьи нет необходимости детально описывать упомянутый метод оценки.

Пример музеев Манчестера (Великобритания)

В Англии, где волонтерство в сфере культурного наследия составляет 5,5 % от всего добровольческого сектора, есть примеры проектов, в которых позитивное влияние на благополучие волонтеров хорошо исследовано. Волонтерство в музее помогает развивать новые навыки, устанавливать социальные связи, ощущать собственную полезность и значимость благодаря безвозмездной деятельности. В последние годы появилась устойчивая тенденция в музейной среде переформулировать добровольческие программы с точки зрения полезных эффектов для здоровья, которые эти программы приносят. Это подразумевает работу с определенными группами музейных волонтеров, включая людей с особыми потребностями, пожилых, социально изолированных людей и т. д.

Один из примеров — программа «Вдохновляющее будущее: волонтерство для здоровья», которая возникла в партнерском содружестве музеев Манчестера при финансовой поддержке Heritage Lottery Fund. В рамках этого проекта музеи рекрутировали и обучили группу добровольцев с целью решить проблемы социальной и экономической изоляции. Программа была направлена на улучшение и поддержание психологического и физического здоровья людей через включение их в волонтерскую деятельность.

«Вдохновляющее будущее: волонтерство для здоровья» — программа (2013–2016) в 10 музеях Манчестера, 231 участник в возрасте 18–25 лет и старше (50+): в программу отбирали тех, кто оказался безработным, испытывал трудности психологического характера и страдал от социальной изоляции (включая ветеранов вооруженных сил).
Результат программы: улучшение качества жизни и удовлетворенности жизнью среди тех, кто стал волонтером в музее; проект подтвердил гипотезу, что музеи и галереи могут стать эффективной средой, которая приносит позитивные изменения в жизнь и здоровье людей.
Созданная модель взаимодействия музея и волонтеров продемонстрировала, что музеи могут быть стимулирующей средой для решения проблем социальной изоляции и неравенства, позволила людям поверить в себя и принять на себя ответственность за свое здоровье и благополучие (75 процентов участников заявили, что их жизнь изменилась к лучшему).
Метод оценки (SROI — Social Return on Investment — анализ возврата инвестиций) помог понять влияние организации на людей, экономику и среду (3,5 фунта на каждый вложенный фунт).

Установить кросс-секторальное партнерство с медицинскими, социальными и государственными институциями и программами.
Продолжать оказывать взаимную поддержку среди сотрудников музея и волонтеров (peer support) и обмениваться лучшими практиками и знаниями в сети институциональных участников.
Развивать аналитические инструменты, позволяющие измерить полезный экономический эффект (к примеру, сокращение долгосрочной зависимости от социальных служб и пособий).
Представить детали проекта всем заинтересованным организациям (волонтерским, медицинским, социальным, культурным и др.).

В результате данного проекта музеи-участники взяли на себя обязательство инвестировать ресурсы в обучение координаторов волонтерских групп, что позволило установить более устойчивые связи между местными сообществами, музеями и добровольцами.

Пример Музея истории ГУЛАГа (Россия)

Социально-волонтерский центр музея создан для социальной помощи пожилым людям — жертвам политических репрессий. В рамках проекта «Психология заботы» (2018–2020) добровольцы оказывали подопечным бытовую и юридическую поддержку, а также документировали их истории. Последние были интегрированы в коллекцию Музея истории ГУЛАГа. Ключевыми особенностями этого проекта стали: психологическое обучение и сопровождение волонтеров, постоянная коммуникация с координаторами проекта. У добровольцев была возможность регулярно обсуждать возникшие трудности, делиться переживаниями и получать поддержку. Доверие, уважение и поддержка были важной основой межпоколенческих отношений, выстроенных между волонтерами и подопечными музея.

Психолог Валерий Наумов так комментирует мотивацию добровольцев:

«Вопрос „Почему я стал волонтером?“ не столь однозначен. Быть полезным для других — важная составляющая ощущения собственной значимости, самоуважения, чувства удовлетворенности от своей деятельности. Вместе с тем каждый волонтер находит и что-то, в чем нуждается: более широкое и объективное понимание истории собственной страны и народа, смелый взгляд на свое будущее и итоги своей жизни, смысл каждого проживаемого дня».

В данной статье собраны подробные практические размышления и рекомендации — так называемый чек-лист, — которые помогут музеям формулировать свою позицию по отношению к теме физического и психического здоровья более осознанно, оценивая собственные возможности и ограничения. Приводимые рекомендации возникли на основе детального системного анализа отечественных и зарубежных исследований, которые убедительно доказывают позитивную роль музеев в поддержании физического и психологического благополучия самых разных аудиторий [5].

Для создания волонтерских программ в музеях это особенно актуально, учитывая многоуровневые отношения добровольцев с разными сегментами музея и общества. Волонтерская деятельность в музее подразумевает сложную систему отношений:

с менеджерами (кураторами), которые руководят добровольческой работой;
с музейными сотрудниками;
с другими волонтерами;
с различными музейными аудиториями;
с музеем как институцией;
с местными сообществами.

Качество этих отношений во многом определяет пользу такого рода деятельности и для добровольцев, и для музеев. Исследование, проведенное Ассоциацией менеджеров культуры при поддержке Благотворительного фонда Владимира Потанина в 2020 году, демонстрирует: признание ценности волонтерских усилий, поддержка и взаимное доверие помогают формировать открытые и долгосрочные отношения между волонтерами и музеями, при этом риски «внутреннего выгорания», стресса и несовпадающих взаимных ожиданий значительно снижаются. Если вы хотите развивать новые формы добровольческой работы в вашем музее или желаете пересмотреть существующие программы с позиции благополучия, то задайте себе следующие вопросы:

В какой степени позиция заботы о психологическом и физическом здоровье укоренена в вашей организации? Делая благополучие (физическое и психологическое) клю- чевым аспектом будущих организационных стратегий, ваша организация может быть более жизнеустойчивой, становясь более восприимчивой к нуждам общества. Такой акцент на благополучии позволяет группам, не включенным в культурную жизнь, получить представление о пользе участия в музейной деятельности и создает убедительный прецедент для финансирующих организаций. Однако изменения не случаются быстро. Наиболее эффективной эта работа становится тогда, когда она осуществляется на всех уровнях (включая рекрутинг и тренинг).
Какой язык и понятийный аппарат вы используете для определения ваших приоритетов в этой работе? Необходимо понимать, что музейное сообщество в России относительно недавно начало формулировать институциональные задачи, отражающие важную социальную миссию музея в обществе, поэтому нужен четкий понятийный аппарат. Если язык, используемый музеем, не ясен для его партнеров, то процесс достижения договоренностей может занять длительное время. Также необходимо провести тщательную ревизию стереотипов, закрепляющих сегрегацию и объективацию определенных категорий населения. Возможно, имеет смысл рассмотреть формат тренинга, который позволит прояснить ключевые понятия физического и психологического благополучия.
Смогли ли вы интегрировать оценочный инструментарий в самом начале работы? Инвестируйте время в определение задач, которые вы ставите в своей программе (проекте), и найдите наиболее адекватную методологию оценки. Использование такой методологии позволит вам более убедительно отстаивать ваши результаты перед партнерами. Количественные и качественные методы не исключают возможности отслеживать индивидуальные траектории психологического благополучия музейных аудиторий или волонтеров.
Насколько хорошо вы оценили силу партнерских отношений? Проекты и программы, которые реализованы в партнерстве с другими организациями, обычно приносят более значительный эффект. Стоит подумать о том, с какими организациями вы хотели бы сотрудничать, чтобы стимулировать позитивные изменения в вашем музее. Проекты и программы будут работать успешнее, если финансирование идет из разных источников в рамках кросс-секторального взаимодействия. Также имеет смысл наладить связи с местными волонтерскими организациями.
Работаете ли вы с местными сообществами? Речь идет не только о волонтерских и некоммерческих организациях, но и о локальных системах социальной поддержки, образова- ния, заботы о здоровье. Таким образом, ваш музей обретет новую аудиторию, которая может получить огромную пользу от участия в музейных программах. Не обязательно начинать с поиска крупных партнеров; из небольших, но значимых партнерских связей прорастают долгосрочные проекты. Волонтеры обладают серьезным потенциалом для привлечения местных сообществ в музей.
Включаете ли вы ту аудиторию, с которой стремитесь выстроить диалог, в обсуждение проекта или программы с самого начала? Ее участие поможет вам быстрее опре- делить, что для нее эффективно, а что — нет. Более того, это повысит благополучие, так как люди будут чувствовать свою причастность и принадлежность, что потенциально создает условия для долгосрочных отношений между музеем и аудиторией. Регулярная рефлексия, оценка и консультации со всеми стейкхолдерами на этапе планирования станут позитивным показателем вашей работы в глазах финансирующих организаций.
Насколько ваш проект соответствует принципам инклюзии и равного доступа? Понятие инклюзии по-прежнему понимается в России довольно узко, в то время как в европейском контексте оно охватывает широкий спектр программ вовлечения тех, кто оказался вне поля институционального зрения. Посмотрите на те категории потенциальных волонтеров, которые пребывают на периферии музейного взгляда. Инклюзивный рекрутинг добровольцев помогает сформировать хорошо сбалансированную группу помощников. Внимание к разнообразным потребностям и мотивациям хоть и потребует времени и усилий от сотрудников музея, но в будущем станет залогом успешных отношений.
Насколько ваш проект жизнеспособен и устойчив? Лучше сфокусироваться на тех аспектах программы или проекта, которые имеют основания для устойчивого развития и приносят пользу тем, кому они предназначены. В любом музее есть проекты и программы, носящие долгосрочный характер и позволяющие говорить с полной уверенностью о том, какие факторы влияют на их устойчивость и жизнеспособность.
Удалось ли вам создать увлекательный нарратив, который мог бы заинтересовать потенциальных партнеров? В музейном поле существует большое количество эффективных проектов и программ, однако не все они становятся достоянием профессионального сообщества. Позитивный маркетинг музейных программ для потенциальных партнеров, не принадлежащих к сектору культуры, расширит возможности вашей организации и укрепит доверие к вам.
Есть ли у вас намерение поделиться своими знаниями и практиками с коллегами? Возможность обмена лучшими практиками позволяет музейным сотрудникам и руководи- телям программ сократить время на выработку наиболее эффективных моделей и преодолеть барьеры, стоящие на пути к их осуществлению. В такого рода проектах нет «лидеров» и «отстающих», поскольку при создании программ учитывается индивидуальная специфика музея. Умение учиться и учить других — способность конструировать знания сообща, в открытом диалоге. Важность профессиональной рефлексии не может быть переоценена — это ключевая часть развития как отдельного профессионала, так и организации в целом.
Нужно ли вам проанализировать работу среднего менеджерского звена в вашем музее с тем, чтобы сделать социально значимые проекты более эффективными? Все большее количество музеев сейчас создает так называе- мые консультативные советы, куда входят представители аудитории, с которой музеи намереваются сотрудничать, а также представители партнерских организаций.
Включен ли ваш музей в крупные общенациональные или общерегиональные инициативы и проекты? Имеет смысл подумать о том, каким образом ваш музей может заявить о своей деятельности в рамках масштабных общероссийских инициатив и сетевых проектов. Такой подход даст дополнительную устойчивость вашим начинаниям и привлечет новых партнеров.
Насколько разнообразно ваше культурное предложение, связанное с поддержанием физического и психического здоровья? Музеи могут выбирать какую-то одну аудиторию, которая включает их в орбиту инклюзивной деятельности, и активно продолжать с ней работать. Это эффективный опыт, однако он лишает возможности расширить свои подходы к теме здоровья. К примеру, работа с родителями детей с особыми потребностями, или специальные программы для социальных работников, которые осуществляют уход за пожилыми людьми, или выставка, информирующая о необходимости заботы о себе, или вовлечение социально изолированных волонтеров могут стать основанием для формирования более расширенного культурного предложения.
Инвестируете ли вы усилия в физическое и психологическое благополучие ваших сотрудников? Если музей развивает программы, нацеленные на поддержание физического и психического здоровья разных сообществ, то имеет смысл задуматься о том, какую поддержку он оказывает своим сотрудникам, непосредственно или косвенно вовле- ченным в такую деятельность. Исследования обнаружили, что организационная поддержка и признание ценности усилий сотрудников во многом определяют чувство удовлетворенности от работы, а также влияют на мотивацию и продуктивность.

Слева — красный. Это означает: «Волонтерство для нас сейчас неактуально, несущественно, у нас другие цели, задачи и заботы».

Затем желтый кружок: «По мере необходимости наши подразделения могут практиковать отдельные волонтерские проекты» (разгрузить сотрудников на большом событии, помочь расшифровывать письменные документы…). Такого рода «отдельские» инициативы обозначены на схеме фиолетовым квадратиком. Как видите, он находится на периферии желтого кружочка, его легко «выключить».

Но в случае оценки такого проекта как эффективного и перспективного проект может оказаться внутри музея — он попадет в «зеленый спектр». В этом случае на повестку дня выходит вопрос о роли волонтерства в развитии институции, а это ведет к ревизии концепции и стратегии музея.

Надо учитывать, что схема очень приблизительная — между цветами всегда есть много градаций, но на два главных аспекта нужно обратить внимание: триада «музей — волонтеры — эффективность» не предполагает заведомых решений, то eсть нужно рассматривать все «цветовые опции» — от исключения до глубокого включения волонтерства в музейную практику.

Далее, прежде чем окончательно определиться со стратегией по отношению к волонтерству, разработчикам концепции, руководству и сотрудникам музея важно «взлететь повыше» — проанализировать и понять, каким образом ценности, которые несет музей, будут разделяться и более интенсивно транслироваться в партнерстве с добровольцами.

Частью этого рассуждения, несомненно, становится и видение эффектов и эффективностей — всего того, что волонтерские проекты и программы могут изменить и в музее, и в важных для него средах: культурных, социальных, партнерских, властных, экономических, коммуникационных, медийных, даже пространственных.

В этой таблице показан пример связи эффективности с ценностями. Известно, что, управляя внедрением ценностей, можно в результате достигать большей эффективности. Вопрос в том, какие ценности разделяет в этот момент музей — в динамике по отношению к прошлому и будущему, в соотношении с ценностными запросами аудиторий и интересами партнеров, видением горизонтов развития.

Между волонтером и музеем обязательно есть баланс. Он управляется с двух сторон. Кем именно? Может показаться, тем, кто перевесил в данный момент. Но может быть, через мгновение ситуация изменится и перевесит тот, кто с другой стороны? С практической точки зрения это схоластический, пустой разговор, игра с метафорой. Но в подобной метафоре, если ее представить визуально, есть и неочевидное значение — главной точкой является ось качелей, именно здесь сосредоточена «опора баланса» и, более того, возможность наблюдать сам факт его (баланса) существования.

Ответов много, но для себя музей должен выбрать два плана учета эффективности, которые будут отражать его ценности как музея в развитии (текущие приоритеты определяют соответствующие «векторы эффективности»). Кроме того, конкретные проекты предполагают более детализированный и частично прямой — количественный — спектр исчисления эффективности.

Чтобы оценивать те или иные социальные, музейные программы, достаточно, с одной стороны, внутренней качественной оценки, имеющей векторный формат: «стало лучше», «стало хуже» или «это прорыв». С другой стороны, есть такая шкала метафор, которая на чувственном уровне понятна, но для поля сравнения нужна внешняя оценка.

Мой последний тезис чрезвычайно прост: помимо внутренней оценки эффективности музею (а по возможности и добровольческому сообществу, и независимым общественным организациям) важно с разных сторон анализировать эффективность взаимодействия с обществом в части волонтерских программ и проектов. Этот мониторинг позволяет рассматривать волонтерские программы под разными углами: профессиональным, социальным, гибридным.

Можно ли то, что мы сейчас переживаем, назвать периодом пандемии? Мы надеемся, что это именно период. И это помогает нам спокойнее относиться к сегодняшней тяжелой ситуации.

Пандемия внесла в нашу жизнь существенные изме- нения, которые влияют на внутреннее состояние человека, благополучие и здоровье, на социальное взаимодействие и на наше существование в пространстве. По сути дела, это, с одной стороны, период, с другой — уже среда. Кроме того, мы будем расценивать пандемию и как некий фильтр, некую оптику, которая позволяет нам по-новому видеть все рассматриваемые явления. В данном случае — волонтерство.

Эти три модуса — период, среда, фильтр — предполагают следующее:

можно миновать, пережить подобный период;
если это среда и не просто подготовка к дальнейшей жизни, а жизнь в среде как таковой, то нам необходимо эту непростую среду обжить, обустроить, вместе с ней измениться и только потом покинуть. То есть, выходя из ситуации пандемии, мы с собой многое уносим внутри себя, в наших новых навыках и, возможно, компетенциях.

Наконец, если это фильтр, то здесь важно по-новому что-то увидеть, а из увиденного выбрать самое существенное на перспективу: и то, что мы хотели бы продолжать, и то, от чего мы непременно хотели бы отказаться. И конечно, мы хотели бы по возможности нашу жизнь в разных аспектах совершенствовать. Когда мы смотрим через призму понятий «период», «среда», «фильтр», мы не предполагаем, что единственно верно что-то одно, но можем допустить комбинацию этих модусов.

Не случайно не только в связи с периодом пандемии, а и раньше, во время экономических кризисов конца ХХ века и 2008–2009 годов, актуализировалась концепция «новой нормальности». Сегодня появился вопрос практического свойства: есть ли эта «новая нормальность», в чем она заключается, связана ли она только с экономикой или также с новой этикой, новым отношением к самочувствию, здоровью? Это понятие широко обсуждается и даже кое-где закрепляется в законодательстве (закон о новой нормальности недавно был принят в Испании). Мы должны задуматься, что может стать новой нормальностью в связи с волонтерством.

Давайте взглянем на эту проблему с двух ракурсов, сконцентрировавшись:

на опыте волонтерства;
на опыте пандемии, ее эффектах.

Опыт музейного волонтерства — довольно разрозненный и не сводится легко воедино: у каждого, кто ведет такую работу, есть собственная интонация, практика и результативность. Этот опыт требует анализа. Сейчас очень важно взглянуть на трансграничное волонтерское взаимодействие. Оно нами интерпретируется исходя из музейных целей. И здесь есть два аспекта.

Первый — те институциональные цели, которые испокон веков делали музей музеем, которые соответствуют традиционному ви́дению музея. Эти цели при всех изменениях и трансформациях никуда не исчезли.

Второй — новые социодинамические цели, возникающие в контексте тех общественных трансформаций, которые не могут миновать музей и требуют от него изменений. Если мы рассматриваем волонтерство в рамках собственных целей как-то по-новому, важно отметить, что сегодня музейное сообщество перестает интересоваться им исключительно в прикладном ключе. Пандемия нас побуждает смотреть на волонтерство гораздо шире, чем просто в рамках музейной институциональной практики.

Что нам может дать практика волонтерства совершенно иного свойства? Скажем, распространяющаяся во всем мире, и у нас в частности (в Перми, Санкт-Петербурге, например), практика соседского волонтерства, когда соседи объединяются в группу и через взаимопомощь и взаимодействие улучшают качество собственной жизни? Должен ли федеральный музей думать о соседском волонтерстве? Это естественным образом происходит с музеем локальным, если музей связан непосредственно с жизнью местного сообщества.

Или волонтерство мейкеров (когда есть эта группа, столь увлеченно использующая свои технические навыки)? Мы сегодня работаем над развитием волонтерства под наши локальные запросы, задачи, проекты. И должны бы подумать и над анализом этих иных форматов и взаимосвязи с ними.

Это свойственно музею: в какой-то степени мы начинаем коллекционировать наших волонтеров, воспринимать как часть собственного музейного сообщества. Но многие добровольцы работают, взаимодействуют не только с нами, они бывают участниками и других сообществ. К примеру, если музейный волонтер одновременно волонтер спортивного, скажем футбольного, сообщества, то, может, нам подумать, как за счет этого многоканального участия добровольцев в жизни социума способствовать продвижению нашего музея? Музейные волонтеры в широком волонтерском сообществе являются и амбассадорами нашего музея, и искателями того, что из внемузейной среды может быть интересно интерпретировано и применено в музейной среде.

Задуматься о взаимодействии узкого и широкого волонтерства, о природе добровольческой деятельности в музее нас заставила пандемия, актуализировав перед музейным менеджментом важные вопросы:

Является ли развитие волонтерства собственной задачей музея, которую он ставит перед собой именно потому, что такой у него внутренний ход развития, такова его непосредственная деловая потребность?
Или волонтерство есть обязательный компонент современной экосистемы музея, следствие социальной ответственности музея за то, что происходит с людьми в целом?
Если музей отказывается от волонтерской работы, так как больше затрачивает усилий, чем получает эффекта, можно ли сказать, что он что-то не доглядел в плане своей роли в обществе?

У музейного волонтерства есть специфика. Его можно сравнить с другими формами добровольной помощи, к примеру в медицине, когда существует несколько режимов доступа, где изменчивы границы открытости. Музей — «режимное» предприятие в области учета и хранения экспона- тов, прежде всего. Именно поэтому большинство волонтерских программ нацелены на решение тех задач, которые соответствуют природе музея: хранение коллекций, их изучение, публикация. Такое волонтерство можно назвать целевым.

Но есть множество других, промежуточных вариантов. Например, когда музею требуются волонтеры в качестве вспомогательной силы. Или когда в музейные волонтеры приходят с собственными проектами, понимая или не понимая цели музея.

Если мы посмотрим, какой вклад в музейную деятельность вносят специалисты разных не музейных, но нужных музею специальностей, интегрируя свой профессиональный высококомпетентный опыт в деятельность музея, то становится понятно, что наивысшая задача для самого музея — найти лучшее соотношение опыта волонтера и решения вопросов профессиональной деятельности.

Относительно недавно возникло определение музея, оно обсужда- лось в 2019 году в Японии, на конференции ИКОМ. Определение пока не принято, но акцент сделан в том числе на том, что музей основан на принципах партиципации (а не просто допускает ее или интегрирован в нее). То есть его деятельность строится вокруг сотрудничества с различными сообществами, и волонтерство становится важнейшим явлением в этой партиципаторной практике.

Заставит ли нас пандемия подумать о волонтерстве в целом в связи с изменениями в музеях? Как эти изменения и разнообразная практика волонтерства встречаются друг с другом, опираясь на некие традиционные комплексы и вместе с тем двигаясь вместе?

Иной акцент связан с вниманием к самой пандемии, с ее антропосоциальными эффектами.

Первый эффект — новая глокальность.

Понятие, сочетающее глобальность и локальность, придумано довольно давно, но пандемия сформировала новые ощущения, несмотря на границы, в которых локальность поддерживается. Всемирность этого явления, наши взаимосвязи с миром — при всех барьерах доступа и непосредственной коммуникации — рождают у нас новые переживания. Каковы последствия данного процесса для музейного волонтерства? Это трансграничный состав музейных волонтеров — сегодня сотрудничать с музеем могут люди, живущие довольно далеко от него. Те, кто никогда в музее не был, могут стать его волонтерами. Те, кто живет в соседнем или дальнем регионе, в других странах. Видение трансграничного состава добровольцев, реального и потенциального, дает нам основания проектировать эту работу по-новому.

А второй эффект — объединение непосредственной и удаленной волон- терской коммуникации.

В результате пандемии музейно-волонтерскую коммуникацию трудно представить без участия цифровых волонтеров. Насколько музейное сообщество готово признать добровольцев, которые в музее никогда не были? Это явление требует новых подходов в том, чего мы ждем от волонтерства и как организуем данный процесс.

Роль удаленных волонтеров необыкновенно велика в формировании глобальной сетевой аудитории любого локального музея, особенно их роль в качестве амбассадоров. Сегодня важны новые компетенции, связанные и с этической стороной, и с цифровыми инструментами, без которых такая работа уже непредставима. Экономика этой международной коммуникации не до конца изучена. Сегодня сотрудниками музея могут стать члены других, не музейных сообществ. Как с ними работать — тоже надо изучать.

Третий устойчивый эффект — это экологичность в самом широком смысле слова: экология культуры, экология личности… И здесь на первый план выходит здоровьесберегающий потенциал музея. Это отнюдь не только инклюзивные программы. Сегодня музей, поддерживая волонтеров в том числе психологически, организует программы, где участвуют люди с деменцией, к примеру, а программа улучшает их внутреннее состояние.

Экологическая доминанта заставляет нас обратить внимание на деятельность непосредственно музейных волонтеров. Они могут просто своей радостью от того, что приходят в музей, радостным сообщением об этой своей стороне жизни сделать многое для музея и музейного сообщества. Здесь мы видим продвижение музея с психологической точки зрения, с точки зрения удовольствия, гедонизма, всего того положительного, что несет в себе непосредственное пребывание в нем. Те, кто ведет работу с волонтерами, призваны анализировать и продвигать этот опыт.

Пандемия нас заново обратила к ценности личности, ее вклада, ее судьбы, хрупкости жизни, самых тонких воздействий на наше самочувствие. Очень хочется, чтобы эта деятельность максимально избежала огрубления и массовизации, не нарушилась тонкость личностной коммуникации, чтобы можно было максимально учитывать волонтерские запросы.

Измерения и оценка волонтерской деятельности необходимы не только для официальной отчетности, но и для рефлексии над проделанной работой — для ее последующего улучшения. Оценка базируется на количественных и качественных показателях. На первый взгляд, количественные показатели понятны — за них можно принять число активных волонтеров и выполненных ими заданий. Предлагаю также
добавить к ним экономические и репутационные показатели. Качественные изменения зафиксировать сложнее: как посчитать удовлетворенность от выполнения заданий и измерить уровень счастья, уже не столь очевидно. Однако и такие метрики существуют; ниже представлена одна из них, подготовленная Университетским колледжем Лондона.

Наиболее эффективно оценить любую деятельность можно, исходя из поставленных перед ней целей. Каждой предлагаемой ниже системе оценивания соответствует своя цель, которая помогает сформулировать критерии и индикаторы успеха.

Общую схему процесса планирования оценки можно описать, отвечая на пять основных вопросов [1] :

Кто бенефициар программы или проекта?
Отвечая на этот вопрос, мы выбираем оптику оценки — измеряем ли мы эффективность с точки зрения всей институции или, например, отдельно взятого волонтера.
Какова цель?
Устанавливаем цель волонтерского проекта/программы/направления.
Каковы индикаторы достижения этой цели?
Определяем, на что необходимо обращать внимание, чтобы понять, что цель достигается.
Каковы методы сбора информации об этих индикаторах?
Подбираем те инструменты, с помощью которых можно будет сделать выводы по итогам наблюдения за индикаторами успеха.
Как понять, что цель достигнута?
Устанавливаем конкретное значение индикатора успеха.

Описание волонтерской программы и плана для оценки эффективности по этим вопросам может выглядеть так.

Задача:
Необходимо оценить работу волонтерской программы. Допустим, сейчас у музея есть проблема — не хватает человеческих ресурсов, чтобы регистрировать посетителей публичных мероприятий, и от этого страдает статистика их посещаемости.

Детализация задачи:

Оценку мы будем проводить с точки зрения институции, чтобы понять, какую пользу постоянная волонтерская деятельность приносит музею.
Цель — к концу календарного года обеспечить регистрацию посетителей на публичных мероприятиях силами волонтеров.
За индикатор примем процент публичных мероприятий музея, регистрацию на которых ведут волонтеры.
Собрать сведения по этому индикатору можно в базе данных, связанных с волонтерскими заданиями. В таком случае координатор добровольцев должен сводить информацию о том, когда и на каких мероприятиях работали волонтеры и какие задачи они выполняли.
Цель будет достигнута и проблема будет признана решенной, если к концу года у музея окажется количество волонтеров, достаточное для того, чтобы они вели регистрацию на 70 % публичных мероприятий музея.

Теперь перейдем к более конкретным способам измерения эффективности.

Оценка эффективности с позиции музея
Для того чтобы понять, насколько волонтерская программа эффективна с точки зрения музея, то есть чтобы ответить на вопрос «Как волонтерство сказывается на вашем музее?», можно не только вести подсчет выполненных заданий, как в примере выше, но и провести экономический и репутационный анализ, а также анализ с позиции кадровой политики музея и разгрузки штатных сотрудников с их текущими задачами.

Оценка экономического эффекта волонтерской деятельности
Попытки выяснить этот показатель предпринимаются не только в сфере культуры. Подобная оценка уже апробирована в области социального волонтерства. Разработана даже методика по измерению вклада труда социальных добровольцев в социально-экономическое развитие страны и ее ВВП. Стремление к более четкой оценке вклада волонтеров возникло вместе с необходимостью государственного финансирования социальных волонтерских программ и проектов. Так, в 2009 году в России в силу вступила Концепция содействия развитию благотворительной деятельности и добровольчества [2], где «добровольческая активность граждан» была признана «важнейшим фактором социального развития общества» в самых разных сферах. В международной практике вклад социального волонтерства был закреплен в документах [3] Международной организации труда, учрежденной ООН.

После утверждения ценности волонтерской деятельности на столь высоком государственном уровне особенно остро встала необходимость оценки ее эффективности с учетом целей государственных органов власти. Для оценки вклада добровольцев были приняты несколько экономических моделей:

[2] Концепция содействия развитию благотворительной деятельности и добровольчества в Российской Федерации одобрена распоряжением Правительства РФ от 30 июля 2009 года № 1054-р. Эта концепция была признана устаревшей, и вместо нее была принята новая — на период до 2025 года — распоряжением Правительства РФ от 15 ноября 2019 года № 2705-р.

[3] European Parliament (2008). Report and Resolution of 22 April 2008 on the Role of Volunteering in Contributing to Economic and Social Cohesion (2007/2149 (INI)); Council of the European Union (2009). Council Decision of 27 November 2009 on the European Year of Voluntary Activities Promoting.

Наиболее актуальной для адаптации в сфере культуры и оценки музейного волонтерства представляется последняя модель — VIVA. Однако это вовсе не означает, что первые две модели в данном случае неприменимы, их использование в работе музейного сектора лишь менее очевидно.

Метод VIVA, или «Аудит инвестиций в волонтерство и создаваемой ценности», широко используется для оценки деятельности НКО в США, Великобритании, Дании и Нидерландах. Он учитывает соотношение затрат на добровольческий проект и полученной выгоды. С помощью него можно посчитать, какой возврат дает волонтерская деятельность на каждый рубль, потраченный на ее организацию.

Вне зависимости от того, какую методику вы выберете, необходимо всегда учитывать их ключевые характеристики:

Любые подсчеты денежных средств, сэкономленных музею волонтерами, носят гипотетический характер. Они подходят для общей оценки вклада добровольцев, но полученная в результате цифра вовсе не означает, что у музея действительно есть или были средства на оплату работы, выполненной волонтерами.
Все три методики дают приблизительные результаты, поскольку оценивают социальное воздействие безвозмездного труда волонтеров, которое не имеет четко определенного денежного эквивалента. Они позволяют сделать обобщенные выводы.

Оценка репутационного эффекта волонтерской деятельности
Волонтерская программа способна влиять на образ музея в обществе. Измерить это можно с помощью подсчета упоминаний в СМИ (включая публичные группы в социальных сетях), где музей освещается в контексте добровольческого движения. Способствовать таким упоминаниям может публичная группа волонтерской программы в социальных сетях.

Например, в сети «ВКонтакте» есть функционал, позволяющий связать добровольческую группу с основной официальной группой музея и привлекать внимание ее аудитории к волонтерским проектам через упоминания и репосты.

Количество репостов и упоминаний вашей группы в других сообществах может стать показателем количественной оценки. Наиболее значимым будет подсчет репостов и упоминаний в тех группах, которые ранее не публиковали информацию о вашем музее и заинтересовались им именно в контексте волонтерской деятельности. Например, в группах, посвященных добровольческому движению. Количество упоминаний и размер аудитории этих групп будут показателями того, сколько человек, которые, предположительно, ранее не знали о вашем музее, познакомились с его деятельностью.

Желая увеличить количество упоминаний музея в контексте добровольческой работы, можно в самом начале поставить перед волонтерской программой следующую цель — «увеличить количество упоминаний музея в источниках Х в Y раз / на Y процентов». И далее следить за упоминаниями и их источниками как индикаторами успеха.

Оценка с точки зрения кадровой политики
Целью волонтерской программы может быть формирование кадрового
резерва музея, ведь волонтеры — перспективные кандидаты, поскольку
они заранее знакомы со структурой и процессами музея изнутри.

Для достижения подобной цели можно предпринять следующие шаги:

Зафиксировать и отслеживать в базе данных, посвященной волонтерам, их навыки и опыт работы в музее и за его пределами.
Провести работу с коллегами в музее так, чтобы об открывающихся позициях они в первую очередь сообщали координатору волонтеров — и он мог предоставить карьерные возможности тем, кто в этом заинтересован.
Объяснить волонтерам, что музей готов предоставить работу достойным.
Проводить сбор актуальных резюме волонтеров и организовывать для них собеседования, если открываются вакансии.

А по результатам выбранного периода подвести итог и подсчитать:

сколько волонтеров были заинтересованы в трудоустройстве в музей;
сколько вакансий было открыто в музее;
на какое число вакансий рассматривались кандидатуры волонтеров;
сколько волонтеров по итогам собеседований получили предложение о работе.

Оценка с позиции разгрузки сотрудников

С помощью базы данных волонтеров и их заданий можно подсчитать, с каким количеством заданий добровольцы помогли штатным сотрудникам и, например, насколько сильно они их разгрузили в текущей деятельности.

Для этого в базе данных потребуется фиксировать:

По итогам вы сможете предоставить коллегам информацию о том, что допустим, благодаря трем волонтерам пять сотрудников отдела Х освободили 40 часов в своем рабочем графике для выполнения других актуальных задач.

По итогам вышесказанного стоит помнить, что оценка волонтерской деятельности, особенно на институциональном уровне, — не прерогатива одного сотрудника, координирующего работу добровольцев. К оценке и сбору данных необходимо привлекать и других сотрудников, которые работают с волонтерами, например поручая им какие-либо задания. Именно они обеспечивают координатору обратную связь и подсказывают, какие задания волонтер выполнил и сколько времени он на это потратил.

Оценка эффективности с позиции волонтера

Вторая оптика — оценка эффективности волонтерской программы с точки зрения добровольца, которая помогает ответить на вопрос: «Как волонтерство сказывается на самих волонтерах?». Индикаторы для этих измерений носят более субъективный характер и не базируются на осязаемых и материальных показателях.

В данном случае предлагается оценить влияние волонтерской деятельности на благополучие (от англ. well-being) добровольцев. Методик такой оценки существует множество, и в основном они разработаны в англоязычном мире. Среди них:

Ресурсы, собранные на сайте Центра благосостояния Великобритании «Что способствует благополучию» (What Works Wellbeing);
«Искусство для здоровья и благополучия: методология оценки» Службы общественного здравоохранения Англии (Public Health England. Arts for Health and Wellbeing: An Evaluation Framework. 2016);
«Университетский колледж Лондона. Благополучие в музее. Методика измерения» (UCL Museum Wellbeing Measures Toolkit).

Оценка волонтерской работы — это всегда процесс.

Она не может быть разовым действием, особенно когда необходимо проанализировать эффект добровольческой деятельности на индивидуальном уровне. Чтобы результат был полноценным, нужно постоянно считать время, потраченное волонтерами на выполнение заданий, и количество этих заданий, проводить опросы о самочувствии и следить за изменением целей добровольцев.

Здесь вам помогут подготовленные заранее анкеты, опросники, база учета с их результатами и заданиями волонтеров (подойдет даже самая простая, созданная в стандартном Excel).

Методов оценки много, и единого стандарта для всех нет.

Для выбора методологии в каждом конкретном случае можно руководствоваться следующими рекомендациями:

Развитие добровольческого движения — традиционное и важное направление деятельности Кенозерского национального парка. На протяжении уже почти 30 лет на территорию Кенозерья приезжают добровольцы из разных уголков мира.

Еще до создания национального парка волонтеры советского студенческого отряда «Атеист» помогали в сохранении памятников деревянного зодчества на будущей заповедной территории. Силами волонтеров были законсервированы, выведены из аварийного состояния и отреставрированы около 40 памятников архитектуры. Это позволило спасти от гибели значительную часть местного культурного достояния, а также положило начало истории добровольческого движения на Русском Севере.

С 90-х на территорию Кенозерья привлекались не только российские, но и иностранные добровольные помощники. Однако переломным для Кенозерского национального парка в плане развития добровольчества принято считать 2010 год. Важную роль сыграло сотрудничество парка с московскими волонтерскими центрами «Бурундук» и «АЯ». Сложилась четкая система организации волонтерских лагерей, и была разработана программа развития волонтерского движения.

В 2016 году в связи с присоединением ФГБУ «Национальный парк „Онежское Поморье“» к ФГБУ «Национальный парк „Кенозерский“» в развитии территории наступил новый этап. Возникла необходимость одновременной организации и координации волонтерских работ на удаленных друг от друга территориях двух парков. Это событие дало импульс к тому, чтобы расширить спектр применения сил добровольцев, а также позволило мышлению выйти за привычные рамки.

Обычный волонтерский сезон длится шесть месяцев — с апреля по октябрь. За это время парк реализует не менее 10 добровольческих проектов по сохранению природного и культурного наследия. Каждый волонтерский сезон отличается от предыдущего. Ежегодно мы стараемся обновлять и расширять спектр проектов, а также улучшать качество их проведения. Итоговая статистика в конце сезона свидетельствует об очевидных результатах работы. Так, в 2019 году состоялось 14 добровольческих проектов общей продолжительностью 159 дней. Участие приняли 258 добровольцев, что почти в два раза больше по сравнению с 2018 годом. В числе городов, откуда приезжает основное количество волонтеров, остались Москва, Архангельск и Санкт-Петербург. Но очень важен тот факт, что часть проектов — международные и в них активно принимают участие добровольцы из других стран: Швейцарии, Индии, Китая, Германии, Украины и т. д.

Сегодня Кенозерский национальный парк — один из лидеров развития волонтерского движения в заповедной системе. Нами создана отлаженная система организации волонтерских лагерей. Размещение информации о добровольческих проектах происходит за четыре-шесть месяцев до начала деятельности волонтерского лагеря: с указанием сроков, условий работ, проживания, питания, инфраструктуры, связи, медицинской доступности. Итоги отбора участников по результатам рассмотрения анкеты и собеседования оглашаются за месяц до старта проектов.

Условия допуска волонтеров к работе — прохождение инструктажа, проводимого инспектором парка, и (с 2018 года) подписанный договор.
Обязательны страхование жизни на период проведения смены и прививка от энцефалита в потенциально опасный период. Все работы осуществляются с учетом техники безопасности и под кураторством специалистов парка.
Волонтеры трудятся на территории одну-две недели при условии продолжительности рабочего дня не более шести часов.
В выходные дни предусмотрены экскурсионная программа и мастер-классы. За время пребывания добровольные помощники успевают посетить популярные экскурсионные маршруты.
В зависимости от программы и локации запланированных работ добровольцы проживают в оборудованных гостиницах парка, гостевых домах или на туристических стоянках — в палаточных лагерях, где имеется все необходимое.
Организованы пункты питания, либо предусмотрено самостоятельное приготовление блюд из продуктов, закупленных парком.

В 2017 году нами запущен проект «Школа заповедного волонтера», главная цель которого — обучение и подготовка сопровождающих для волонтерских групп, то есть кэмп-лидеров. С 2018 года в каждом волонтерском лагере, в зависимости от числа добровольцев, принимают участие один-два кэмп-лидера — выпускники «Школы заповедного волонтера».

Поскольку соблюдаются основные принципы организации добровольческих проектов, повторную заявку на участие в этих программах на следующий год подают 40–55 процентов волонтеров, а около 30 процентов приезжают вновь на заповедную территорию. С момента запуска первого волонтерского лагеря участие не предусматривает денежного вознаграждения.

И вроде бы ничто не может повлиять на привычный ритм волонтерского сезона при отлаженной годами системе. Оказалось, может!

С марта 2020 года территории национальных парков «Кенозерский» и «Онежское Поморье» закрыты как для туристов, так и для добровольцев. Эпидемиологическая обстановка изменила жизнь многих, заставила отказаться от привычного ритма и выйти в онлайн-пространство. Первый запланированный волонтерский лагерь «Кенозерские сказы», намеченный на середину апреля, приобрел статус дистанционного и был переведен в онлайн-режим.

Мы прекрасно понимали, что для многих волонтеров решающий момент в выборе той или иной программы — возможность посетить заповедные места, познакомиться с новыми людьми. Дистанционная помощь не имеет таких очевидных плюсов. Поэтому бонусом для участников в онлайн-проектах стало преимущество при дальнейшем отборе в традиционные волонтерские лагеря.

В рамках проекта сотрудники парка планировали пригласить добровольцев в деревню Вершинино. Одна из местных достопримечательностей — музей эпического наследия «В Начале было Слово». Там представлены экспозиции, посвященные кенозерским сказителям и исследователям фольклора Русского Севера. Это место идеально подходило к теме лагеря, где волонтеры смогли бы работать и вдохновляться эпосом прошлых лет.

Когда настало время принимать решение о дальнейшей судьбе проекта, удачным оказался тот факт, что волонтеры должны были работать за компьютерами — это можно делать и из дома. Придумывать новое задание и менять концепцию лагеря не пришлось, так что перейти в онлайн было несложно.

В фондах и архивах Кенозерья сохранились записи песен и сказов, сделанные исследователями еще в прошлом веке, но не сохранились важные данные об обладателях записанных голосов. Чтобы восполнить эти пробелы, сотрудники парка беседуют с жителями кенозерских деревень и записывают воспоминания, уточняют уже имеющуюся информацию. Каждый рассказ — это личная история о своей земле и в целом о жизни страны. Собеседники помогают выяснить, кто изображен на старых фотографиях, как выглядели дома раньше, каков был быт в деревнях и многое другое. Данные из этих записей обрабатывают специалисты парка, а также волонтеры. Расшифрованные записи лягут в основу научных исследований и помогут в создании новых экспозиций в музеях.

Первый опыт работы с волонтерами в онлайн-пространстве увенчался большим успехом. Вторая смена «Кенозерских сказов» не заставила себя долго ждать, и уже в мае состоялся второй набор добровольцев. За две смены волонтеры расшифровали около 40 часов записей.

Вторым проектом, который перешел из офлайна в онлайн, стал Музей народной памяти. Изначально парк приглашал волонтеров в деревню Рыжково помочь с ремонтом здания старого магазина, который перестраивают под музей. Но сделать ремонт удаленно невозможно.

Посоветовавшись с жителями, придумали другое задание и объявили новый набор добровольцев. Им предстояло отретушировать старые фотографии.

Для экспозиции уроженцы деревни собрали около 400 снимков. Раритетами из семейных альбомов поделились даже те, кто уехал с малой родины за тысячи километров. Но не у всех была возможность качественно отсканировать изображения, да и сами фотографии со временем пожелтели, выцвели, деформировались и потрескались — в таком виде их нельзя было выставить в музее. Бюджет этого народного проекта очень мал, а рыжковцы не умеют работать в новейших фоторедакторах. Поэтому решили подключить добровольцев, которые помогут вернуть из забвения знакомые лица, оживить их на полустертых временем снимках.

Отреставрированные фотографии будут рассказывать об истории Рыжково и окрестных деревень — с информационных стендов и со страниц памятных альбомов. Некоторые кадры были сделаны еще в начале прошлого века.

Лагерь так полюбился добровольцам, что сразу по окончании первой смены была набрана вторая. В общей сложности помощники обработали более 200 фотографий. Процесс настолько увлек волонтеров, что некоторые из них захотели продолжить работу даже после завершения деятельности лагеря.

Всего в четырех проектах приняли участие 25 человек. Волонтеры были из Москвы, Санкт-Петербурга, Серпухова и Североонежска. Самому молодому — 14 лет. Обычно добровольцами в Кенозерье могут быть только совершеннолетние, но для дистанционного лагеря сделали исключение.

Парк планирует продолжить работать с волонтерами удаленно и в других проектах. Удачная практика показала, что даже в условиях пандемии у людей есть желание делать добрые дела и помогать в сохранении наследия заповедной территории. От большинства добровольцев были восторженные отзывы: влюбиться в Кенозерье и Онежское Поморье заочно оказалось очень легко.

Как сотрудники парка, так и волонтеры не теряли надежду участвовать в деятельности лагерей не только онлайн, но и офлайн. Уже в июле появилась возможность возвращения к привычному ритму работы. Сроки изначально заявленных проектов были немного сдвинуты, однако эти проекты увенчались большим успехом и дали очень плодотворные результаты.

«Благополучие в музее. Методика измерения» — это методология, разработанная Университетским колледжем Лондона. С ее помощью производится измерение психологического благополучия по результатам участия в музейных проектах.

Методика включает в себя короткую и расширенную версии опроса и четыре зонтичных индикатора настроения.

Опрос

Состоит из 6 или 12 утверждений, написанных в прошедшем времени, об эмоциях, которые испытал человек, принимая участие в каком-либо проекте или активности. В случае с волонтерами эти вопросы будут касаться участия в волонтерском проекте или программе.

Участник опроса должен оценить каждое утверждение с использованием шкалы ответов от 1 до 5, где единице соответствует значение «Никогда», а пятерке — «Все время».

Зонтичные индикаторы

Они представляют собой несколько шестиугольников, разделенных на секции, а по смыслу очень похожи на опрос выше. Каждой секции соответствуют прилагательное, которое описывает состояние человека, и определенная цветовая заливка. Для более позитивных характеристик выбраны яркие и контрастные цвета, для негативных — более бледные. Два «зонтика» носят общий характер, а два — предназначены для взрослых старшего и более молодого возраста.

Заливка секций сделана градиентной: в центре она более бледная, а приближаясь к краям — становится ярче. Оттенок меняется в каждой следующей ячейке внутри секции. Также каждой ячейке соответствует своя цифра от 1 до 5, показывающая уровень ощущения определенной эмоции. Чем цвет ярче, тем больше места он занимает, тем более высокое число ему соответствует.

Окраска секций, градиентное изменение цвета внутри каждой из них и размер ячеек с цифрами выбраны не случайно и играют в методике важную роль, поскольку ее разработчики учитывали восприятие всех этих параметров и предполагали возможность интуитивных ответов.

Работа с «зонтиками»

Участники берут шестиугольники и в каждой секции, которая посвящена отдельной эмоции, обводят номер, соответствующий уровню ее ощущения: от 1 до 5. Допустим, вам сложно определить, соответствует вашему чувству счастья 3 или 4,— тогда вы можете выбрать значение, ориентируясь из интуитивно более подходящий цвет и размер ячейки.

Помимо этого, необычная форма опроса и привлекательность цветов способствуют большей вовлеченности участников исследования. Создатели методики предлагают применять ее при личной встрече с использованием распечатанных материалов, дабы участники могли еще и тактильно взаимодействовать с опросами и «зонтиками».

«Зонтики» и опросы в работе с волонтерами можно также использовать для проведения регулярных срезов, чтобы понимать, как меняются с течением времени самоощущение волонтеров и обстановка вокруг.

В дополнение к описанным видам опросов авторы методики советуют получать обратную связь от участников в формате свободных комментариев. Для этого они подготовили шаблон с фирменным дизайном. Однако в случае с музейным волонтерством собирать такие комментарии можно регулярно — через анкету или форму, созданную, например, с помощью сервиса Google Forms.

Что делать с полученной в ходе опросов информацией?

По итогам опросов вы получаете сырые данные — отметки от 1 до 5, то есть рейтинги разных утверждений об эмоциях волонтеров.

Способ подведения итогов на их основе:

1. Поиск общей тенденции через определение среднего арифметиче- ского показателя или медианы:

Среднее арифметическое:

Если 10 волонтеров ответили, насколько они были счастливы на протяжении этих трех месяцев, так: 1, 3, 3, 4, 4, 4, 4, 5, 5, 5, то 40/10 = 4. Получается, что в среднем ваши волонтеры счастливы на 4.

Медиана:

Для ее определения необходимо выписать все ответы респондентов и расположить их по возрастанию. В случае если количество ответов нечетное, медианой будет число, расположенное в самом центре ряда. В случае четного количества ответов медианой будет полусумма двух центральных чисел.

Например, в ряду 1, 3, 3, 4, 4, 4, 4, 5, 5, 5 четное количество значений. В центре оказываются 4 и 4. Их полусумма, а значит, и медиана, — 4.

2. Определение разброса между значениями.

От самого высокого рейтинга отнимите самый низкий. Если вы замеряете не текущую оценку, а разницу между тем, что было и стало, то важно от рейтинга после проекта/программы отнять рейтинг до. Такие перепады отражают изменения в самочувствии и благополучии волонтера. Например, показатель «Неуверенность» упал на 2 балла, а «Удовлетворенность» — возрос на 3.

В совокупности общая тенденция и разброс дают формализованную статистику.

Методика Университетского колледжа Лондона предлагает еще шесть вариантов ее использования и показывает, как с ее помощью можно сравнивать средние показатели улучшения уровня благополучия:

одного волонтера до и после проекта/программы;
целой группы волонтеров до и после;
одного волонтера на протяжении определенного времени (например, в конце первой встречи и через месяц работы);
целой группы на протяжении определенного времени;
двух разных групп волонтеров (например, тех, кто помогал в разных зданиях или разным отделам);
одного волонтера по сравнению с группой.

About WEMWBS. warwick.ac.uk/fac/sci/med/research/platform/ wemwbs/about.
Ander E., Thomson L., Noble G., Lanceley A., Menon U., Chatterjee H. Heritage, Health and Wellbeing: Assessing the Impact of a Heritage Focused Intervention on Health and Wellbeing // International Journal of Heritage Studies. 2013. Vol. 19. No. 3. Pp. 229–242.
Baumeister R. F. Meanings in Life. New York : Guilford, 1991.
Camic P. M., Chatterjee H. J. Museums and Art Galleries as Partners for Public Health Interventions // Perspectives in Public Health. 2013. Vol. 133. No. 1. Pp. 66–71.
Chatterjee H., Noble G. Museums, Health and Wellbeing. London : Ashgate Publishing, 2013.
Chatterjee H. Museums and Art Galleries as Settings for Public Health Interventions // Oxford Textbook of Creative Arts, Health and Wellbeing. Oxford : Oxford University Press, 2016. Pp. 281–289.
Chatterjee H. J., Thomson L. J. UCL Museum Wellbeing Measures Toolkit. London : Arts and Humanities Research Council ; University College London, 2016.
Cuypers K., Krokstad S., Holmen T. L., Knudtsen M. S., Bygren L. O., Holmen J. Patterns of Receptive and Creative Cultural Activities and Their Association with Perceived Health, Anxiety, Depression and Satisfaction with Life Among Adults: The HUNT Study, Norway //
Journal of Epidemiology and Community Health. 2012. Vol. 66. No. 8. Pp. 698–703.
Dodd J., Jones C. Mind, Body, Spirit: How Museums Impact Health and Wellbeing. Leicester: Research Centre for Museums and Galleries, 2014.
Froggett L., Farroer A., Poursanidou K. Who Cares? Museums Health and Well-being: A Study of the Renaissance North West Programme. Preston : University of Central Lancashire, 2011.
Fujiwara D., MacKerron G. Cultural Activities, Artforms and Wellbeing. www.artscouncil.org.uk/sites/default/files/download-file/Cultural_ activities_artforms_and_wellbeing.pdf.
Museums and Migration: History, Memory and Politics / ed. by L. Gourievidis. London : Routledge, 2014.
Inspiring Futures: Volunteering for Wellbeing. Final Report. 2013–2016. Social Return on Investment.
Museums and the Sustainable Development Goals. A How-to Guide for Museums, Galleries, the Cultural Sector and Their Partners. Curating Tomorrow, 2020.
Museums for Health and Wellbeing. A Preliminary Report from the National Alliance for Museums, Health and Wellbeing. National Alliance for Museums, Health and Wellbeing ; Arts Council England, 2019.
Ryff C., Singer B. H. Best News yet on the Six-factor Model of Well- being // Social Science Research. 2006. Vol. 35. Issue 4. Pp. 1103– 1119.
Secker J., Loughran M., Heydinrych K., Kent L. Promoting Mental Well- being and Social Inclusion Through Art: Evaluation on an Arts and Mental Health Project // Arts and Health: An International Journal for Research, Policy and Practice. 2011. Vol. 3. No. 1. Pp. 51–60.
Social Impact of Participation in Culture and Sport — Written Submission. www.theheritagealliance.org.uk/wp-content/ uploads/2018/03/Social-impact-of-participation-in-culture-and-sport- written-submission.pdf.
The Heritage Alliance Report. Heritage, Health and Wellbeing. London, 2020.
Психология заботы. Опыт работы социально-волонтерского центра Музея истории ГУЛАГа. М., 2020.

VIVA = Volunteer Investment and Value Audit или «аудит инвестиций в волонтерство и создаваемой ценности».

В результате подсчетов по формуле, предлагаемой этой методикой, получается коэффициент VIVA, который показывает возврат на каждый рубль, потраченный на организацию волонтерской программы:

Как посчитать стоимость результата волонтерской деятельности?

Необходимо определить, сколько музей заплатил бы за аналогичные услуги, если бы они не были бесплатными.

Для этого нужно взять за ориентир размер минимальной оплаты труда работника, который выполняет схожие обязанности, и посчитать, сколько пришлось бы заплатить ему за то же рабочее время, которое отработано волонтером.

Например,

Если волонтер работает на мероприятиях, встречая гостей, проверяя их регистрацию и отвечая за их навигацию в пространстве, то его обязанности можно сравнить с задачами хостес.
Для выяснения уровня минимальной почасовой оплаты работы хостес в вашем городе можно воспользоваться онлайн-сервисами по поиску работы. Допустим, это 200 рублей за час.
Волонтеры за выставочный сезон длиной в три месяца работали на 30 публичных мероприятиях музея. Каждое из них длилось 2 часа. Всего волонтеры отработали 60 часов.
Умножая количество отработанных часов на стоимость работы хостес за час, получаем 12 000 рублей.
Значит, гипотетически музей сэкономил 12 000 рублей, привлекая для этой работы волонтеров.

Как посчитать сумму всех инвестиций, вложенных в волонтерскую программу?

Необходимо сложить все затраты, которые были связаны с волонтерской работой: оплата труда их координатора, стоимость фирменных толстовок, питания и т.д. Учитывать нужно траты за тот же временной период, за который подсчитывается экономический эффект по результатам волонтерской деятельности.

Ниже представлен пример подсчетов.

Выбранный для оценки период – 3 месяца (один выставочный сезон).